Вивиан де Вилье

Греческие слова для обозначения понятия «любовь»

У древних греков было четыре слова для обозначения понятия «любовь»:  агапе, эрос, филия и сторге.  Эти слова использовались следующим образом.

Агапе:  обозначало любовь к своим детям, а также любовь Бога к человеку и человека к Богу.  Фома Аквинский объяснял это понятие как «желать другому добра».

Эрос:  обозначает «любовь, возникающая, главным образом, в результате сексуального влечения».  Современное греческое слово «эротас» обозначает «интимную любовь».  Платон предложил своё толкование, согласно которому эрос – это то, что чувствуешь к человеку в самом начале.  По мере дальнейшего созерцания это чувство превращается в осознание внутренней красоты этого человека или даже в осознание красоты как таковой.  Очевидно, что Платон не подразумевал физическое влечение, поэтому отсюда и пошёл термин «платоническая любовь». 

Филия:  означает «нежная забота, дружба», обычно среди равных.  Это целомудренная любовь, в которой нет места страсти.   Данное понятие было описано Аристотелем в его трудах об этике:  филия определяется как верность друзьям и «братская любовь», которая может проявляться также по отношению к семье и обществу. 

Сторге:  обозначает любовь и нежность, особенно между родителями и детьми.  Это естественное проявление сопереживания, подобное тому, что родители ощущают по отношению к своим детям.  По всей видимости, это слово употреблялось редко, в основном, при описании отношений внутри семьи.  Оно также используется для обозначения любви к своей стране или спортивной команде. 

Введение

Я групповой аналитик.  Также я прошёл подготовку для работы по программе «12 шагов».  Изучение модели «12 шагов», широко использующейся для излечения от зависимостей, было вполне логичным для меня, так как мне хотелось работать с зависимостями.

Агрессия к группе со стороны коллег: 

Групповая терапия считается крайне важной в лечении зависимости.  Однако она по-прежнему мало популярна в Национальной службе здравоохранения, несмотря на то, что благодаря стараниям, главным образом, психологов и специалистов по профессиональным заболеваниям, она признаётся как способ лечения зависимостей.  Между тем, мне повезло:  меня взяли в психиатрическую больницу Национальной службы здравоохранения на отделение по лечению зависимостей и назначили ответственным за программу по групповой терапии.    

Однако после того, как полный наивных надежд и энтузиазма я приступил к работе в больнице Национальной службы здравоохранения, меня постигло глубокое разочарование.  Очень скоро я обнаружил, что многие психологи были настроены враждебно и при каждой возможности высказывались о том, что в отделении по лечению зависимостей нет места групповому анализу.  Складывалось впечатление, что основными чувствами были ненависть и агрессия со стороны групп, которые я «должен был» вести, а сам термин «групповой анализ» и все предложения со словом «психодинамический» вызывали «аллергическую эмоциональную» реакцию некоторых психологов, которые считали, что при лечении зависимости групповой анализ не уместен. 

Поначалу такая ситуация вызывала во мне защитную реакцию.  Некоторые специалисты в области когнитивной бихевиоральной терапии пытались поставить под сомнение обоснованность моей работы и прибегали к сократическому вопрошанию, делая это демонстративно и навязчиво.  В ответ я однажды сказал:  «Теперь мне абсолютно понятно, почему Сократу, в конце концов, велели замолчать и выпить яд из болиголова».  Но это не помогло.  

Поразмыслив над ситуацией, я поменял тактику и стал задавать коллегам конкретный вопрос о том, как бы они определили групповой анализ.  Я начал рассказывать о том, как я провожу группы, а также о том, насколько ценным является то обстоятельство, что участники группы могут делиться друг с другом своими переживаниями.  Благодаря этому мои рабочие отношения с коллегами улучшились.  У меня сложилось впечатление, что, в конце концов, к моим группам относились терпимо, но с некой долей подозрения со стороны отдельных сотрудников Национальной службы здравоохранения. 

Один из психологов, с которым я работал, жаловался, что на собеседовании он ясно дал понять, что ему не нравятся группы и что он не хочет их вести.  Кроме этого, у него не было никакой подготовки в области групповой терапии.  Между тем, когда его приняли на работу, выяснилось, что он будет проводить группы со мной и почти не будет заниматься индивидуальной терапией. 

Несколько лет мы с ним вместе проводили группы, и, на мой взгляд, оказалось полезным то, что мы оба интересовались фильмами, при этом он знал о них намного больше меня.  Поэтому после групповых сессий мы обычно говорили не только о проведённой группе, но и о фильмах. 

Потом он ушёл с этой работы.  Спустя какое-то время мы случайно встретились в супермаркете, и он рассказал мне, что на своей новой работе он ведёт группы и что он очень ценит наш совместный опыт. 

Любовь к группе:

Подразумевает ли «любовь к группе» также и «доверие к группе»?

Я полагаю, что прийти в группу незнакомых людей и тотчас начать ей доверять – безрассудно и говорит о недостатке самозащиты.   

Доверие требует времени, и, для того, чтобы предпринимать постепенные рискованные шаги, или двусторонние рискованные шаги, участникам группы нужно какое-то время.

Если взять, к примеру, группы взаимопомощи для анонимных алкоголиков, то их часто называют «комнаты», подразумевая при этом встречу или группу.  На таких встречах царят любовь и доверие, а участники группы учатся, как извлекать из встреч пользу, и в какой степени можно раскрываться, чтобы не создать компрометирующей ситуации.  Последствия могут быть опасными для здоровья! 

Формат таких встреч отличается от встреч группового анализа, поскольку возможность высказаться даётся лишь один раз, при этом нельзя напрямую провоцировать друг друга.  

В этом и заключается контейнирование и избегание прямого противостояния.

Если обратиться к группам британских врачей и стоматологов, на которые ходят врачи и стоматологи с зависимостями, можно сказать следующее.  Участникам группы, в особенности, новичкам, становится намного легче, когда они слышат о том, что другие люди, практикующие в тех же сферах, что и они, тоже зависимы и совершали какие-то поступки, от которых потом становилось стыдно.  Благодаря этому также зарождается надежда на выздоровление и возможность начать новую жизнь.

Для таких групп характерен высокий уровень конфиденциальности, ведь в противном случае их участники не смогли бы быть столь открытыми и честными, а ценность самих групп значительно снизилась бы.   

Экспериментальные обучающие группы для студентов, изучающих психотерапию первый год

Если говорить о студентах, изучающих психотерапию первый год, то в группах, которые вёл я, все участники начинали в одно и то же время, в течение учебного года мы провели 30 сессий, при этом 30 сессия была заключительной для группы. 

На первых сессиях этих групп студенты спрашивали, что они должны делать в группе, и жаловались на нехватку указаний. 

Всегда заходил разговор о конфиденциальности.  Обычно его заводили сами участники группы.  Если же этого не происходило, то я предлагал обсудить этот вопрос. 

С течением времени участники группы начинали ощущать, что в результате группового процесса они приобретали знание о себе, хотя сам процесс был для них не из лёгких.  Как правило, по словам большинства участников, опыт группы стал самым ценным за весь первый год обучения. 

Агрессия в группе:

Следуя логике моей презентации, сначала я приведу примеры из моей работы с зависимыми пациентами, а затем – со студентами-первокурсниками в психотерапии.  

Исходя из своего опыта, могу сказать, что, в большинстве случаев, агрессия в группах была проявлением защиты.  О ней можно сказать следующим образом:  «чем сильнее гнев и ярость, тем больше за этим стоит боли».

Примером может служить ситуация с одним мужчиной, которому из-за его поведения в состоянии алкогольного опьянения суд запретил общаться с детьми.  Когда один из участников группы начал рассказывать о своих близких отношениях со своими детьми, тот мужчина разозлился и покинул группу. 

На мой взгляд, крайне болезненное зеркальное отражение событий чаще случается в однородных группах, когда у всех участников группы есть диагноз зависимости.  

Для человека может быть невыносимо слушать, как другой рассказывает об очень болезненных переживаниях, возникших как результат зависимости, и при этом ощущать, что это очень похоже на его ситуацию, слишком похоже, чтобы сохранять спокойствие.  В особенности, если этот человек чувствует, что пока ещё не готов или не в состоянии остановиться.   

В таких группах важная роль ведущего состоит в том, чтобы поддерживать атмосферу «оптимальной фрустрации».  Когда напряжение в группе достигает высокого уровня, ведущему надо проявить больше активности и постараться сделать так, чтобы группа продолжила функционировать, и чтобы участники не покидали её.  Также, если группа функционирует на уровне «приятной беседы за чашкой утреннего кофе», то ведущий может воспользоваться этой возможностью и подтолкнуть участников группы к обсуждению тех моментов, которые на данном этапе стоит обходить стороной. 

В экспериментальных группах со студентами-первокурсниками может быть сильная конкуренция.   

Бывали редкие случаи, когда студент действительно становился причиной сложностей.  Например, он без устали несправедливо критиковал других студентов, при этом ставя себя выше других. 

Как правило, я напоминал студентам о том, что случае напряжённости в общении важно давать обратную реакцию – по принципу «разрыв и восстановление».

Любовь в группе

В завершение я скажу о любви в группе.

Отделение по лечению зависимостей, о котором я упоминал на протяжении всего выступления, было стационарным. 

Было неизбежным, что между некоторыми пациентами возникали эротические чувства.  Поэтому мы часто напоминали пациентам о том, что разыгрывание эротических чувств мешает лечению. 

Часто бывало так, что некоторые участники группы, у которых уже был опыт реабилитации в лечебных центрах, в своё время проходили через подобные отношения с отрицательными последствиями, и такие участники подтверждали, что для излечения важно не отвлекаться на другие факторы. 

Кроме этого, при допуске к терапии пациенты подписывали договор о лечении, согласно которому пациенты, нарушившие условия договора, подлежали выписке.

Большинство палат были рассчитаны на одного человека, и пациентам не разрешалось ходить друг к другу в палаты. 

Тем не менее, как и ожидалось, некоторые пациенты привлекались друг к другу, и это вызывало проблемы. 

Секреты между двумя или более участниками группы приводили к тому, что сами группы становились более поверхностными.  И нередко, после того как такие люди покидали отделение, наши подозрения подтверждались. 

Такие ситуации случались из-за кодекса поведения, принятого в тюремной и криминальной среде, согласно которому нельзя «стучать» друг на друга.  Другими словами, персонал воспринимался как часть самого заведения, как люди, насаждающие законы, и пациенты, участвующие в группе, не хотели выдавать друг друга.