Доклад, прочитанный на XVI Конференции ОГРА «Группанализ в эпоху глобальных перемен» 21.02.2021 г.

Травма.

Вызовы, с которыми сталкивается человечество конца ХХ – начала ХХI столетия действительно глобальны.  Глобальны по масштабу охвата, вовлеченности, массовости и ответных реакций, к которым можно отнести и реакции травмы. Если мы говорим о том, что травмы – это раны, буквально с греческого – прорыв целостности и функций ткани, то в нашем случае – это прорывы, прорехи на психической ткани, которая до травмирующего события обеспечивала нам иллюзию предсказуемости и безопасности мира и возможности мыслить в нем.

«Таким образом, травматичное событие – это событие, которое для индивида прорывает насквозь или пересиливает дифференциацию и процесс фильтрации и пересиливает любое временное отрицание или заплатывание ущерба. Сознание затопляется стимуляцией такого характера и силы, что оно не может ни осмыслить это, ни совладать с этим. Что-то очень насильственное переживается так, как если бы оно случилось внутри и это отражает насилие, которое как кажется или действительно произошло во внешнем мире. В психическом функционировании происходит массивное нарушение, доходящее до коллапса. Это коллапс обычного способа жизни, коллапс веры в предсказуемость мира, коллапс устоявшихся ментальных структур, коллапс устоявшейся организации защит» (1).

Нетрудно представить подобные события последнего столетия: мировые войны, угрозы ядерных ударов, миграционные потоки, геноциды, рукотворные голоды, Холокост, массовые депортации, террористические атаки, революции, акции протестов и пандемия – это неполный список катастроф, с которыми прийдется иметь дело человеку, который может о них думать, может их помыслить, хотя это не значит, что такая способность не может быть утрачена или существенно повреждена в результате личной вовлечённости, вольной или невольной, в подобного рода события.

Но глобализация и интернет дали нам и возможность быть на связи со всем миром. Наша конференция – это тоже своего рода ответная реакция хорошего толка – несмотря на ограничения, вызванные пандемией, мы можем заниматься нашим делом, пользуясь возможностями виртуального мира. Это никогда не заменит реального контакта, однако, как сказала одна из участниц группы: «Это лучше, чем ничего».

В своём сообщении я хотела бы показать, что происходит с людьми, которые столкнулись с травматическими событиями массового характера и как мы пытаемся совладать с ними, работая в онлайн группе.

Исходя из соображений конфиденциальности, действующие лица, места и другие данные будут изменены.

Набор в группу: Травмопункт.

Я использую метафору «травмопункта» по нескольким соображениям. Участники группы «пришли» ко мне сами, без записи, у меня не было возможности в экстремальных условиях собрать анамнез, провести подготовку участников группы, т.е. сделать работу динамического администрирования до начала группы.

Решение терапевта о начале и форме группы было ограничено временным фактором. С этом связано и то, что в целях безопасности и предсказуемости, я сделала эту группу ограниченной по времени – 1,5 месяца. К. Гарланд пишет, что такого рода ограничение является способом показать группе, что работа с травмой конечна, а участники не будут обречены иметь с ней дело до конца своих дней.

Кандидаты в группу являются жителями одной из восточноевропейских стран, ставшие участниками и свидетелями глубокого политического кризиса и масcовых протестов. Они жаловались на невыносимое внутренне напряжение, конфликтность, тревогу, страх и сумятицу в быту. Кто-то забывал кормить детей, кто-то не мог выйти на улицу, кто-то не выдерживал рабочие графики и эмоционально окрашенные споры в офисах. Перед началом группы мы все встретились на информационной встрече, где познакомились, и я буквально в двух словах рассказала о сеттинге и ответила на немногочисленные вопросы, касающиеся технических процедур.

Первая фаза: «Будем бояться вместе».

Нам знакомы рекомендации, когда для участия в группе после травматичного события должно пройти время – от шести месяцев до года. Однако кризисная интервенция возможна и на более ранних этапах, если все члены группы пострадали от одного и того же события. Джудит Герман описывает такие группы как Группы безопасности, Каролин Гарланд – как Группу бедствий (The Adversity Group). В этих случаях именно общий опыт группы может стать важным ресурсом для восстановления.

В нашем случае снова возникли сложности. От начала событий прошла пара месяцев, т.е. о временном отрезке можно говорить. Проблема в том, что травмирующие события не заканчиваются, одно сменяется другим. Хочется подчеркнуть, что это не группа, скажем, в тюрьме, где вокруг тюрьмы все же идет мирная жизнь, а там находиться тяжело; и это не группа в период войны, когда вокруг реальность страшная, но «оправданная» войной. Это ситуация, когда вокруг должен быть предсказуемый мир, а события, происходящие с людьми, говорят об обратном: мир расщеплен и непредсказуем: я иду на работу, но могу оказаться в застенках, больнице или мне не отдадут ребенка из детского сада.

Задача Групп безопасности, о которых пишет Д. Герман, – создание безопасного пространства. И, конечно, в условиях работы, которые я описала выше, такое пространство создается внутри группы. Можно даже говорить о виртуальной зоне безопасности. Ведь в случае тюрьмы или войны этим пространством мог бы быть круг в месте, которое организует терапевт. Он бы и обеспечивал эту безопасность, расставляя стулья, закрывая двери. В нашем случае – реально все находятся в своих помещениях, наша безопасность – это виртуальная платформа и общая матрица.

«Будем бояться вместе» стало идеей, вокруг которой возникло минимальное сплочение. Первые сессии начинались одинаково: я вижу лица всех участников – хмурые, удрученные, иногда заплаканные. Даже «Привет» говорится тихо и без улыбок. К концу сессии эмоциональная ситуация меняется – лица как будто включаются, появляются улыбки, иногда звучат «веселые» истории, шутки, рассказы. Можно сказать, что группа «оживает» к концу сессии.

Как отмечала Джудит Герман: «Расстерянность и изоляция – ядро психической травмы». Следовательно, восстановление способности контролировать собственную жизнь, вновь создавать и поддерживать связи – является основной целью работы на этом этапе развития группы. Важными формами возвращения такого контроля оказываются простые действия, такие как зарядка компьютера, наушников, контроль времени, перевод денег – техника минимальных шагов. С другой стороны, способность начать облекать и выражать словами то, что было невыносимым переживанием, обнаружение в себе возможности снова слышать и сочувствовать другому – ключевые факторы, говорящие о том, что внутренне пространство группы живое.

Ранний травматический опыт: «Бесконечная бездна».

Как выяснилось со временем, большинство участников группы имеют в анамнезе травмы, касающиеся детско-родительский отношений. Речь идет об алкоголизме родителей, избиениях, хронической депривации эмоциональных потребностей. Фактическая ретравматизация – инсайт группы на условно второй фазе нашей работы. «Неужели это снова присходит со мной?», образ бесконечной бездны, где отсутствует все и нет опоры, а только «крик и пот», «Меня били – а я вставала и шла» – все эти ранние переживания «соединились» с чувствами, переживаемыми сегодня. Кроме боли осознания, такое осознание имело и положительную сторону, когда обнаружились способы, помогшие когда-то с этим справиться. Кому-то помогала трудотерапия, кому-то – возможность и силы противостоять, кто-то мог мог думать о том, что это закончилось тогда, значит закончится и сейчас. Со слов некоторых участников, они стали чувствовать себя сильнее, чем те, кто в детстве такого опыта не имел.

Терапевтическая позиция: «Хорошо, что вы не здесь».

Мои контрпереносные чувства на группе очень сильны и, как правило, связаны со всем разнообразием тревожного спектра – беспокойство, страх, сильное напряжение, невозможность ничего изменить, апатия.  К концу сессии мне становится легче, я чувствую, что как-то причастна к оживлению этого пространства. Чаще всего я прощаюсь с группой с тяжелым сердцем, потому что никогда не знаешь, что случится за предстоящую неделю.

Отошение группы к моему местоположению в достаточно благополучном и спокойном месте менялось: от сомнения в том, смогу ли я понять их, не находясь в тех травмирующих обстоятельствах, до принятия моей дислокации, как лучшей из возможных для группы. Фантазии, с этим связанные, касались и моей свободы, и возможности смотреть со стороны – значит более объемно и не искаженно, и, вероятно, как хорошего места, которое вопреки катастрофичному положению, все-таки где-то существует.

Это возвращает меня к основным вопросам моего доклада: как, в какой форме и возможна ли в принципе онлайн работа с группой людей, находящихся в длящихся травмирующих событиях.

Перспективы: «Что с нами будет?»

Этот вопрос звучит в группе на разных уровнях – и реальном, и фантазийном, и внешнем, и внутригрупповом. К концу первого «окончания», через полтора месяца после начала работы, группа была продлена на такой же срок. Этот первый этап дал возможность терапевту, так сказать, «осмотреться в прыжке», а участникам группы – расположиться в группе, ощутить возможности работы, освоиться в этом странном виртуальном пространстве.

Я обдумываю возможность к концу второго временного этапа, сделать группу медленно открытой, возможно, не ограниченной во времени.

В моем нынешнем сообщении вопросов, конечно, больше, чем ответов. Но мне кажется предельно важным делая какую-то работу, продолжать такими вопросами задаваться. Это дает воможность пробовать отвечать на них в профессиональных сообществах, обсуждать и набираться сил, чтобы наши отклики новым вызовам были разумными, вдумчивыми и помогающими. А мы пытались оставаться устойчивыми в наших терапевтических позициях и человеческих качествах.

Литература

1. Garland, Caroline (Ed.). Understanding Trauma. A Psychoanalytical Approach. Karnac, London 2007 (The Tavistock Clinic  Series)
2. Герман, Джудіт. Психологічна травма та шлях до видужання: наслідки насильства – від знущань у сім’ї до політичного терору. Видавництво Старого Лева, Львів 2019.